Единомышленники Д.Д. Минаева

Автор: БИБЛИОТЕКА №1 «МИР ИСКУССТВ» вкл. .

В Симбирске в минаевском одноэтажном деревянном доме, находившемся на левой стороне Московской улицы (если идти к Свияге), невдалеке от Богоявленской церкви, 21 октября (2 ноября) 1835 года у Дмитрия и Елизаветы Минаевых родился первенец. Мальчика нарекли Дмитрием, ибо он, как и отец, родился в день, близкий к отмеченному в святцах празднику великомученика Дмитрия Солунского.

Материально Минаевы жили скромно. Но без преувеличения можно сказать, что это была одна из самых высокообразованных семей Симбирска. У них была прекрасная библиотека, составленная из лучших произведений русских и европейских авторов. Дмитрий Иванович тонко знал не только литературу, но и живопись. Он собрал довольно большую коллекцию картин известных мастеров и сам недурно рисовал, большею частью на сюжеты из истории Древней Руси.

Не было такого дня, когда бы Дмитрий Иванович не садился за письменный стол и не положил бы на бумагу новые стихи. Даже В. Г. Белинский 6 отнесся к пробам пера неизвестного доселе поэта с одобрением.

Но мало-помалу Дмитрий Иванович оставил работу над отдельными небольшими стихами и отдался кропотливому труду над переложением «Слова о полку Игореве».

Между тем служебные обстоятельства сложились так, что зимой 1839—40 года он вместе с В. И. Далем участвовал в походе оренбургского генерал-губернатора В. А. Перовского на Хиву. А летом 1841 года Дмитрий Иванович стал смотрителем военного госпиталя в Оренбурге. Какое-то время находилась там вместе с ним и семья, но с лета 1844 года Минаевы вновь обитают в Симбирске. В эту пору началось целеустремленное учение детей, и Дмитрий Иванович пригласил заниматься с Митей и Лизой гимназиста-старшеклассника Гавриила Никитича Потанина (будущего автора антикрепостнического романа «Старое старится, молодое растет», напечатанного с помощью Н. А. Некрасова в «Современнике»).

Лето 1847 года стало важным рубежом в жизни Мити: в связи с назначением отца смотрителем Измайловского магазина (интендантского склада) семья переехала в Петербург.

Еще в Симбирске отец решил, что по приезде в столицу поместит сына в Дворянский полк, в котором сам в молодости прослужил около года. В этом сугубо сословном и закрытом военно-учебном заведении учились в основном выпускники провинциальных кадетских корпусов, а из ребят 10—12- летнего возраста комплектовались младшие группы. Порядки в полку были строгие, и за проступки наказывали розгами даже генеральских сынков, а за особо серьезные — отправляли солдатами в строевые части. Вместе с тем преподавательские кафедры здесь замещались лучшими профессорами: математику читал М. В. Остроградский, физику — Э. X. Ленц, химию — В. Ф. Петрушевский, а историю русской словесности — Иринарх Иванович Введенский, один из самых ярых последователей В. Г. Белинского. Введенский познакомил воспитанников не только с литературой отечественной, но и всей Западной Европы» Благодаря ему герценовские «Записки доктора Крупова» и «Кто виноват?», гончаровская «Обыкновенная история», тургеневские «Записки охотника» у воспитанников были нарасхват. Введенский так увлек молодежь литературой, что наиболее одаренные юноши занялись собственным творчеством. И как был доволен профессор, когда на одной из лекций ученики преподнесли ему свой рукописный журнал со стихами Василия Курочкина, повестью Дмитрия Минаева и критической статьей Александра Миклашевского. Дружба с Василием Курочкиным (известный русский поэт – сатирик, журналист, переводчик и общественный деятель, в 1861 - 1863 годах один из руководителей общества «Земля и воля») дала Дмитрию многое. Как старший по возрасту (на четыре года) и по учебе (в Дворянском полку он находился с 1841 года), Курочкин защищал Митю от придирок великовозрастных кадетов, а, главное, снабжал книгами, охотно делился опытом литературного творчества, знакомил с достопримечательностями Петербурга. Василий познакомил Дмитрия со своим братом Николаем — студентом медико-хирургической академии, тоже увлекавшимся поэзией. Такими товарищами можно было гордиться. Это понимали отец и мать Дмитрия и гостеприимно принимали у себя дома братьев Курочкиных, других его знакомых. Вообще квартира Минаевых была своеобразным литературным салоном для близких по духу людей. В их числа Дмитрий видел петрашевцев А. П. Баласогло, С. ф, Дурова, А. И. Пальма. В свою очередь его родители довольно часто бывали у профессора И. И. Введенского, где общались с видными литераторами, историками и, между прочим, познакомились со студентами университета Н. Г. Чернышевским и Г. Е. Благосветловым. Дмитрий Иванович даже на таком фоне выделялся антиправительственными настроениями. Однажды, осенью 1850 года, это проявилось особенно сильно, и Н. Г. Чернышевский записал в своем дневнике, что Минаев «рассказывал о жестокости и грубости царя и т. д. и говорил, как бы хорошо было бы, если бы выискался какой-нибудь смельчак, который решился бы пожертвовать своей жизнью, чтобы прекратить его... Под конец читали Искандера (А. И. Герцена — Ж. Т.)». Молодому Чернышевскому понравилась решительность минаевских суждений и он проникся к Дмитрию Ивановичу большим уважением. В свою очередь, Минаеву пришлась по душе энциклопедическая образованность студента-волжанина, его преданность освободительным идеям Белинского и Герцена, горячее стремление содействовать процветанию отечества. Знакомство между ними значительно окрепло в марте 1851 года. Дмитрий Иванович, чудом избежавший репрессий по делу петрашевцев, предпочел перевестись по службе в Симбирск. В это время в Петербурге оказался старый близкий знакомый Николай Александрович Гончаров — учитель русского языка симбирской мужской гимназии (родной брат автора «Обыкновенной истории»), с которым он и решил поехать, пока без семьи, на родину.

Ко времени возвращения отца в Симбирск Дмитрию шел 16 год. Если бы он мечтал об офицерской карьере, то родители вполне могли бы оставить его в Дворянском полку, чтобы по окончании двух специальных классов, с углубленной военной подготовкой, он в 18 лет мог быть произведен в подпоручики. Но Дмитрий, с его мягким характером и мечтательной натурой, уже твердо решил расстаться с армейской службой и вместе с матерью, сестрой Лизой и братом Вячеславом уже летом 1851 года прибыл на родину.

Общеобразовательная подготовка в Дворянском полку была близка к гимназическому курсу, и Дмитрий мог бы вполне поступить в шестой, а то и седьмой (тогда — выпускной) класс, если бы не одно, но очень важное «но»: здесь требовались знания по латыни и греческому, а он с ними был слабо знаком. Можно было подготовиться к сдаче экстерном за гимназический курс (без древних языков), но в этом случае исключалась возможность поступления в университет.

Осенью и зимой 1851—52 года он брал консультации у Н. А. Гончарова и других гимназических преподавателей. В эти месяцы начала складываться его дружба с гимназистами-старшеклассниками, особенно с двумя Николаями — Соковниным и Соколовским. Первый из них — сын подпоручика, ровесник Дмитрия — выделялся начитанностью и хорошим знанием фольклора. Второй — сын мелкого отставного чиновника — был на год старше и считался признанным лидером выпускного класса. Одни уважали его как первого ученика, другие — за непокорность учителям-рутинерам, третьи — за радикализм его политических взглядов. Вскоре после того, как Дмитрий успешно сдал экзамены в объеме уездного училища, прочность дружеского триумвирата подверглась серьезной проверке: Соколовский поступил на юридический факультет Казанского университета. Соковнин уехал к родным в деревню до начала занятий в выпускном классе, а Дмитрий подыскивал себе место в присутствиях, чтобы выслужить законный срок для получения чина коллежского регистратора.

К числу самых престижных присутственных мест относилась казенная палата — губернский орган министерства финансов.

Служба именно в казенной палате, куда стекались многочисленные материалы о казнокрадстве, взяточничестве, актах произвола и других злоупотреблениях, позволила будущему сатирику познать всю подноготную прогнившего административного аппарата управления.

Но Минаевы знали и ту часть симбирского образованного общества, которая сделала бы честь любому губернскому городу. Сюда из родного Чирикова наведывался   П. В. Анненков, завершавший в это время свои «Материалы для биографии А. С. Пушкина» и издание сочинений великого поэта. Для сбыта продукции своей писчебумажной фабрики и для общения время от времени приезжал из Проломихи   Н. П. Огарев, который поддерживал особенно дружеские связи с М. Н. Островским — братом драматурга, а также с начинающим композитором В. Н. Кашперовым. Заметный вклад в оживление культурной жизни родного города вносили «поэт и полиглот»  Д. П. Ознобишин, родные покойного поэта Н. М. Языкова, литераторы В. И. Баюшев, В. В. Черников, М. В. Арнольдов и Н. А. Гончаров.

Благодаря Н. Соколовскому и Н. Соковнину, тоже поступившему на юридический факультет Казанского университета, Дмитрий Минаев был, как говорится, в курсе брожения казанских студентов, получал от них потаенную литературу. Возникшая у Дмитрия еще раньше, под влиянием произведений В. Г. Белинского, Н. А. Некрасова и А. Н. Плещеева, «вражда к бичам страны родной» стала сказываться на формировании критического настроя проб его пера. Об этом отчасти свидетельствует первое из дошедших до нас его стихотворений — «У нас бульвар устроили», написанное в 1854 году, где едко высмеяна привилегированная прослойка общества «тихого губернского городка». В печать стихи тогда не попали, а в многочисленных списках долгие годы ходили по рукам симбирян.

Что же касается Дмитрия Минаева, то, по словам Соколовского, именно в Симбирске, «на крутых берегах Волги он впервые понял смысл народной песни — стона, восторженно приветствовал зарю новой жизни, страстно клялся служить прогрессивным идеям времени».

Одушевленный этими идеями — ненавистью ко всем проявлениям насилия и произвола, презрением к людям «ликующим, праздно болтающим» или одержимым корыстью, а, с другой стороны, — сердечным участием к угнетенным и обездоленным труженикам, стремлением содействовать просвещению и свободе, торжеству добра и красоты, желанием укрепить ряды борцов во имя светлого будущего своего народа — Дмитрий, с согласия отца, летом 1855 года переезжает в Петербург, чтобы там, в центре общественно-литературной жизни страны, полнее проявить свои силы и способности.

Не считая возможным «сидеть на шее родителей», он устраивается канцелярским чиновником в земский отдел (по крестьянским делам) министерства внутренних дел. Но уже в середине 1857 года он в чине коллежского регистратора (самом низшем в табеле о рангах) уходит в отставку и целиком отдается литературному творчеству.

В первое время начинающий поэт публиковал свои лирические, сатирические, а также переводные стихотворения преимущественно в таких сравнительно скромных журналах и газетах, как «Иллюстрация», «Русский Мир», «Сын отечества», «Ласточка», «Свет и тени», «Развлечение», «Общезанимательный Вестник».

Молодому поэту, естественно, хотелось напечататься и на родине, и едва ли не первые стихи он послал близкому и давнему знакомому своих родителей, да и в какой-то мере своему учителю, редактору неофициальной части «Симбирских губернских ведомостей» Н. А. Гончарову. Первым стихотворением Дмитрия Дмитриевича, появившимся в «Симбирских губернских ведомостях», было «На Новый год», опубликованное в первом номере этой еженедельной газеты за 1858 год, в субботу 4 января.

По-видимому, дебют прошел удачно, ибо 1 февраля Н.А. Гончаров отвел уже целую страницу для публикации подборки лирических стихотворений Д. Д. Минаева.

Казалось, столь удачное начало публикаторской деятельности Дмитрия Дмитриевича в родном городе будет иметь продолжение. Увы, он больше никогда не увидит своих произведений в симбирской газете. Виной тому станет остро сатирическая направленность его творчества. Д. Д. Минаев в том же 1858 году под псевдонимом «Обличительный поэт» приобретает всероссийскую известность.

Становление Дмитрия Минаева как профессионального литератора пришлось на эпоху революционной ситуации 1859—61 годов, когда происходило резкое размежевание интеллигенции и учащейся молодежи на сторонников революционной демократии, возглавляемой Н. Г. Чернышевским и Н. А. Добролюбовым, и апологетов реакционного лагеря.

Дмитрий Дмитриевич сразу и навсегда влился в первые ряды наиболее активных борцов за торжество демократии. Творческая деятельность его была очень плодотворна, и уже в 1859 году в Петербурге вышла книжечка (в 40 страниц) — «Перепевы. Стихотворения Обличительного поэта», содержавшая преимущественно пародии на современных поэтов-жрецов «чистого искусства».

Большинство критиков поставило «Обличительного поэта» в один ряд  с самим Добролюбовым, В. С. Курочкиным и другими видными сатириками.

Гражданским подвигом Дмитрия Дмитриевича стало написание биографического очерка «В. Г. Белинский», вышедшего в 1860 году в Петербурге отдельной брошюрой под псевдонимом «Д. Свияжский».

Минаев, восторженный почитатель Белинского, широко используя статьи А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, сумел создать интересную и документальную биографию «неистового Виссариона» и содействовать тем самым восстановлению его репутации как борца за демократическое обновление России.

В 1860—61 годах Дмитрий Дмитриевич становится постоянным сотрудником трех самых радикальных журналов — некрасовского «Современника», «Русского слова», возглавляемого Г. Е. Благосветловым, и «Искры» — детища братьев Курочкиных и художника-карикатуриста Н. А. Степанова. В «Современнике» он по преимуществу печатал переводы наиболее популярных европейских поэтов и относился к числу авторов, которыми, по словам А. Н. Пыпина, «журнал дорожит». В «Русском слове» из номера в номер Минаев помещал сатирическое обозрение «Дневник темного человека», в котором, используя маску наивного и доверчивого обывателя, воссоздавал картины русской действительности, яростно и виртуозно высмеивал М. Н. Каткова, других литераторов-консерваторов и хлестко бичевал клеветнические «антинигилистические романы». Кроме того, Дмитрий Дмитриевич печатал в журнале свои стихи, критические статьи и переводы. Его вклад в рост популярности журнала был настолько весомым, что редактор Благосветлов полагал: не будь в «Русском слове» Д. И. Писарева и Д. Д. Минаева, можно было бы считать себя «похороненным в любезном отечестве».

Настоящую славу талантливому поэту-сатирику принесло сотрудничество в еженедельнике «Искра». Популярность этого журнала была необычайно велика. «Искра» сделалась грозою для всех, у кого была нечиста... совесть, — вспоминал критик А. М. Скабический, — и попасть в «Искру», упечь в «Искру» были самыми обыденными выражениями в жизни шестидесятых годов.

Поэты-искровцы делали все, что могли для искоренения злоупотреблений, произвола, бюрократизма, других пороков в общественной жизни, быту и нравах. Велика в этом заслуга Минаева, который 14 лет — вплоть до закрытия властями «Искры» — без устали снабжал ее своими остроумными пародиями, фельетонами в стихах и прозе, драматическими сценами, переводами, эпиграммами и даже карикатурами.

С января 1862 года Дмитрий Дмитриевич взялся за редактирование журнала «Гудок» и сразу же превратил его в боевой сатирический орган.

Во времена редакторства Минаева на обложке «Гудка» появилась невиданная по смелости виньетка. На ней с правой стороны изображен Александр Герцен со знаменем в руке, на котором написано «Уничтожение крепостного права», произносящий речь перед жадно слушающими его крестьянами и молодежью. С левой стороны виньетки — помещики, военные, чиновники, со страхом и ненавистью глядящие на Герцена, угрожающие ему и народной толпе нагайкой или прожигающие жизнь в кутежах и разврате. Естественно, Д. Д. Минаев попал в списки «неблагонадежных», с пометкой о том, что он, возможно, переписывается с находящимся в изгнании Герценом.

Примечательно, что преследование произвола и неправды» Дмитрий Дмитриевич начал в «Гудке» на примере приволжского губернского городка «С-ка», в котором вдумчивые читатели-земляки не могли не узнать Симбирска. Развитию этой темы в виде поэмы помог старый знакомый Н. М. Соколовский, приехавший в конце 1861 года в Петербург. За пять лет работы следователем он прекрасно изучил все слои общества и помог приятелю быстрее и точнее набросать портреты симбирских Чичиковых, Ноздревых, Плюшкиных и других «героев», прославившихся казнокрадством, взяточничеством, самодурством, развратом и иными «доблестями». Когда «Губернская фотография» (с характеристиками почти восьми десятков лиц) была готова, Соколовский увез экземпляр рукописи на родину, где она в описках пошла по рукам без цензурных сокращений и с расшифровкой полных фамилий помещиков, чиновников и светских «львиц».

И хотя фамилии персонажей были видоизменены, и автор скрылся за псевдонимом «Ж. Свияжский», «герои» с ужасом и гневом себя узнали, как, впрочем, догадались и о настоящей фамилии автора.

В августе того же года в Симбирске произошел грандиозный пожар, в пламени которого сгорела и лучшая часть центра города. Расследуя причины этого 'бедствия, власти составили оправки о 'всех подозрительных лицах, в том числе и о наиболее демократичных симбирянах. И, конечно, сюда попали Д. Д. Минаев и Н. М. Соколовский.

К счастью, для друзей на этот раз все обошлось благополучно. А Дмитрий Дмитриевич, глубоко сочувствовавший бедствию, постигшему родной город, пожертвовал вместе с И. Симаковым полтора десятка книг из семейной библиотеки.

С наступлением эпохи реакции после каракозовского выстрела «Современник» и некоторые другие прогрессивные органы печати были закрыты. Трудное время наступило и лично для Дмитрия Дмитриевича. Но он не пал духом. В «Неделе», «Искре», «Вестнике Европы» и «Деле» вновь появляются его фельетоны и стихи, пародии и переводы, в которых явно прослеживаются его симпатии к «недавнему царству отрицателей», то есть к демократическому лагерю.

Волна «белого террора», развязанная реакцией после каракозовского выстрела, к счастью, уже через год ослабела. Немаловажную роль в новом подъеме освободительного движения в стране стали играть «Отечественные записки», которые с начала 1868 года возглавили руководители закрытого властями «Современника» Н. А. Некрасов и М. Е. Салтыков-Щедрин. Для Минаева открылась новая отдушина, и он становится активным сотрудником этого печатного органа передовой России.

К концу первого десятилетия своей творческой деятельности Дмитрий Дмитриевич уже имел прочную репутацию одного из самых популярных поэтов-демократов. Именно так считал и М. Е. Салтыков-Щедрин, который в рецензии на сборник «В сумерках. Сатира и песни Д. Д. Минаева», вышедший в Петербурге в 1868 году, писал: «...Это писатель остроумный, даровитый и притом обладающий прямыми и честными убеждениями».

1 октября, ровно за месяц до 69-летия, отец Дмитрия Дмитрий Иванович скончался. Выполняя слово, данное отцу, Дмитрий Дмитриевич взял свою девятилетнюю сестренку Хию вместе с ее матерью к себе в Петербург. С этого времени в Симбирске у него не осталось близких родных. Но на Волге он бывал еще не раз.

В зените своей славы Дмитрий Дмитриевич сохранил непоколебимую верность своим идеалам. Он по-прежнему участвовал во всех культурных начинаниях лучших российских литераторов, продолжая открыто выражать симпатии демократическому лагерю. Взять хотя бы стихотворение «На свой аршин», с посвящением Н. С. Курочкину, и поэму «Две эпохи». С какой теплотой он вспоминает близких ему по духу Добролюбова, Писарева, Некрасова, братьев Курочкиных, Помяловского, Слепцова, Левитова, эпоху «Современника» и «Русского слова», «когда от сел до шумных городов очнулась наша Русь от сна...».

Смелым, честным, боевым поэтом — гражданином встретил Дмитрий Дмитриевич 26 октября 1882 года — день своих именин и 25-летие литературной деятельности. Писательская делегация в составе С. В. Максимова, К. М. Станюковича, Н. С. Лескова, Н. М. Соколовского и других посетила квартиру юбиляра и преподнесла приветственный адрес с портретом виновника торжества, превосходно исполненный художником Н.А. Богдановым. Были зачитаны поздравительное письмо редактора журнала «Вестник Европы» М. М. Стасюлевича, телеграммы из Москвы от редакции «Русских ведомостей», «Русского драматического кружка», а также два стихотворения. Вечером того же дня около 40 человек собралось на товарищеский ужин в ресторане Бореля и весело отпраздновало знаменательное событие в жизни своего коллеги и любимца.

«Ты без устали, как чернорабочий, не покладая рук, честно бился за наше старое знамя, оно ни разу не выпало у тебя», — заявил на этом вечере Минаеву его старый товарищ по Симбирску Н. М. Соколовский. Но из всех приветствий больше всего пришелся по душе присутствовавшим на вечере такой полушутливый моногрим:

Кто на Руси гроза хлыщей и шалопаев,

Судебных болтунов и думских попугаев,

Всех званий хищников, лгунов и негодяев,

Родных Кит-Китычей, безжалостных хозяев,

Владельцев лавочек, подвалов и сараев,

Плутов, которые, все честное облаяв,

Кадят тугой мошне, пред властию расстаяв?..

Кого боится так и сельский Разуваев,

И самобытный сброд Батыев и Мамаев —

Грабителей казны и земских караваев,

 Ханжей, доносчиков, шпионов, разгильдяев?..

 Все он — сатирик наш талантливый, Минаев!

Да, имя Дмитрия Минаева, поэта, критика и переводчика, автора двух десятков книг, было широко известно читающей России. Но его юмористические и сатирические миниатюры и эпиграммы также читали и пели артисты с театральных сцен многих городов. Пьесы Минаева пользовались меньшим распространением, но и они ставились. Его остро сатирическая стихотворная комедия «Кассир» (написанная в соавторстве с литератором С. Н. Худековым) шла на сцене знаменитого Александрийского театра в Петербурге, причем с участием очень популярной М. Г. Савиной.

В 1883 году произошла и важная перемена в личной жизни поэта: наконец-то он смог оформить развод с женой, которая давно уже стала не только ветреной, но и злобной женщиной, издевавшейся над ним и порочащей его творчество. С нею остались сын Митя и дочь Катя. В это трудное время резко ухудшилось состояние здоровья Дмитрия Дмитриевича, и врачи указывали на необходимость лечения в Крыму или на юге Украины. К счастью, у него появилась добрая и верная помощница Екатерина Николаевна Худыковская — вдова врача, очень образованная женщина. Минаев, наконец, почувствовал настоящую поддержку близкого человека.

Дмитрий Дмитриевич навсегда порвал с литературной богемой и решает  распрощаться с Петербургом.

Минаев упаковывает свое небогатое имущество — главным образом книги и рукописи, поездом через Москву едет до Нижнего Новгорода, а затем, пароходом по Волге плывет в Симбирск. Что побудило Дмитрия Дмитриевича после 30-летнего проживания в Петербурге вернуться в родной город, где не осталось ни близких родственников (сестра Хия вместе с матерью жила в одном из селений Симбирской губернии), ни друзей юности, зато благоденствовали многочисленные потомки влиятельных лиц, беспощадно осмеянных им в «Губернской фотографии», и даже некоторые здравствовавшие ее «герои», хотя бы тот же бывший директор мужской гимназии штатский генерал И. В. Вишневский. Сам поэт объяснял друзьям, что в Симбирск он поехал «отдыхать и лечиться воздухом родины». И, наверное, где-то в потаенном уголке души теплилось желание, пройдя свой путь до конца, покоиться на кладбище у Волги, рядом с могилой отца... Как бы то ни было, а в конце 1887 года Дмитрий Дмитриевич вместе с Екатериной Николаевной прибыл в родной город и вскоре приобрел на имя Худыковской на Нижне-Солдатской улице, поблизости от Свияги, «недвижимое имение».

Болезнь мешала поэту по-настоящему вникнуть в жизнь города и сблизиться с передовой частью общества. Но, вопреки установившемуся мнению, Дмитрий Дмитриевич жил отнюдь не как отшельник. Навещала его, а иногда месяцами жила в доме сестра Хия. Она охотно помогала Худыковской по хозяйству и в саду. В свою очередь Екатерина Николаевна старалась пополнить общеобразовательные знания девушки, которой в то время был уже 21 год. Восстанавливая в 1930 году события далекой поры, Хия Дмитриевна припомнила, что к брату довольно часто приходил Александр Сергеевич Бутурлин — революционный народник. Поклонник поэтов-«искровцев», он превосходно знал и высоко ценил минаевское творчество. Бутурлин навсегда сохранил в памяти услышанную из уст самого Дмитрия Дмитриевича эпиграмму:

 Великий Петр уже давно

 В Европу прорубил окно,

 Чтоб Русь вперед стремилась ходко,

 Но затрудненье лишь одно —

 В окне железная решетка.

А.С. Бутурлин был накоротке знаком с лучшими врачами Симбирска, особенно с ссыльным доктором медицины Александром Александровичем Кадьяном, и очевидно, способствовал тому, чтобы Минаев воспользовался советами этого крупного специалиста, который еще в 1884 году, первым в России, сделал успешную операцию по удалению больной почки. Дмитрий Дмитриевич приглашал к себе и доктора Ивана Сидоровича Покровского, сына декабриста, обладателя одной из лучших в городе библиотек, автора статей и фельетонов, печатавшихся в газетах Поволжья.

Небезынтересно, что А. А. Кадьян и И. С. Покровский многие годы были лечащими врачами семьи Ульяновых.

Навещал Д. Д. Минаева и Аполлон Аполлонович Коринфский — соученик Владимира Ульянова по первым шести классам Симбирской классической гимназии.

В эту «тесно сплоченную кучку» помимо А. А. Кадьяна и ссыльных народоволок    М. А. Гисси и Л. И. Соловьевой входили мастер кузнечного дела чувашской школы И. Я. Яковлева — П. А. Фадеев (у которого хранилась тайная гимназическая библиотека в годы учения Владимира Ульянова), бывший народный учитель В. И. Маненков, а ныне публицист «Самарской газеты», печатавшийся там под псевдонимом «Старостин», а также несколько студентов (знакомых Александра и Владимира Ульяновых), исключенных из университетов за участие в «беспорядках». Словом, это была такая публика, которая всегда интересовала Дмитрия Дмитриевича, и он заявил Коринфскому о своем желании с ней познакомиться. Минаев внимательно вникал и во все другие стороны жизни Симбирска, изредка бывал в театре и, уж конечно, в Карамзинской общественной библиотеке, которой жертвовал книги.

В апреле 1889 года почечные приступы у Дмитрия Дмитриевича участились и приняли еще более болезненный характер. Но и угасая, он старался поддерживать бодрость духа, а когда становилось лучше, возобновлял работу. Его «лебединой песней» стали переводы эпиграмм римского поэта-сатирика Марка Валерия Марциала, которого высоко ценили Михаил Ломоносов, Александр Пушкин. Мечтал Минаев написать воспоминания о былом, встречах и знакомстве с замечательными людьми.

Новый приступ, случившийся в ночь с 9 июля на 10 июля, положил всему конец. Дмитрия Дмитриевича не стало…

На третий день, в среду 12 числа, состоялись похороны известного поэта и гражданина. И особенно печально они выглядели оттого, что их игнорировало симбирское общество. Ни одно государственное или общественное учреждение не прислало ни венка, ни представителей. Даже Карамзинская библиотека, которой Минаев дарил книги, или, скажем, классическая гимназия, в стенах которой на благотворительных концертах еще в 60-х годах читались - его стихи, уклонились от отдания почестей поэту-земляку. Кроме Е. Н. Худыковской, в последний путь Д. Д. Минаева проводили всего трое истинных почитателей его таланта — Аполлон Коринфский, Василий Старостин (Маненков) и Павел Розанов, несколько старушек-соседок, хор из 7—8 певчих, столько же нищих-оборванцев, несколько извозчиков да церковный причт.

Конечно, чувства искреннего сожаления испытывали и почитатели и земляки Минаева Ульяновы, жившие уже в Самаре.

Интерес Ульяновых к личности и творчеству поэта-сатирика имел глубокие корни. В статье «Поэты «Искры» Надежда Константиновна Крупская об этом писала так: «Имена    В. Курочкина, Дмитрия Минаева, Пушкарева, Жулева мало известны современной молодежи, историки литературы о них не упоминают, а между тем, они имели очень сильное влияние на поколение, к которому принадлежал В.И. Ленин».                                                                                                 

Д.Д. Минаев является одним из тех художников слова, чьи творения оказали  громадное влияние на всю передовую Россию, он достоин благодарной памяти и глубокого уважения.